Часть I. Загадки и призраки Успенского собора

Главная
Рубрика: ПалитраКультурные ценности, мироощущения
Автор публикации: Радимир Строганов

Опубликовано: 18/02/2015 11:30

Часть I

Загадки и призраки Успенского собора

Известно, что Ярославль получил имя своё в начале XI века от великого князя Киевского Ярослава I Владимировича. Но памятников, современных этому князю, никаких здесь нет, кроме места, известного под именем Рубленого города…

В. Лествицын. Краткий путеводитель по церквям города Ярославля. 1887 г.

Историю пишут люди. Человеческий разум не приемлет пустоты. «Белые пятна» истории вызывают непреодолимое желание заполнить их. А поскольку сделать это, используя существующие методы исторического поиска, зачастую бывает невозможно, люди, которых принято называть учёными, создают мифы. Мифы удобнее исторических фактов, поскольку всегда отвечают поставленным требованиям. Любые мифы создаются с определённой целью, исторические мифы – это основа государственного строительства. Так формируется история.

В наши дни происходит новый этап в создании отечественного исторического мифа, и одно из направлений этого процесса – идеализация всего, что связано с христианством в Российском государстве. Подобный подход к оценке событий прошлого может окончательно превратить историческую науку в стройную и закрытую мифологическую систему. Согласно утверждению австрийского философа и математика Курта Гёделя, «в основе всякой системы взглядов лежат как минимум два постулата, которые в границах самой системы невозможно ни доказать, ни опровергнуть» [1]. Рассматривать какое-либо историческое событие, основываясь только на сложившейся системе взглядов на него, нельзя, поскольку всегда останутся моменты, не выясненные до конца, что вызвано несовершенством самой системы. Консервация данных, полученных в ходе исторических исследований, формирование окончательно установившейся концепции способно удалить из науки всякий здравый смысл.

Это рассказ о создании мифа.

I

12 сентября 2010 года состоялось освящение патриархом Московским и Всея Руси Кириллом заново выстроенного Успенского кафедрального собора города Ярославля. Это событие стало продолжением многовековой истории собора. Согласно Лаврентьевской летописи, Успенский собор был заложен в 1215 году ярославским удельным князем Константином Всеволодовичем, а завершил сооружение его сын, основатель первой ярославской княжеской династии Всеволод Константинович [2]. Собор стал одним из первых каменных зданий Ярославля. Согласно мнению историков, храм несколько раз кардинально перестраивали, можно сказать – строили заново. В 1501 г. здание собора, простоявшее почти три столетия, рухнуло в страшном пожаре, охватившем центральную часть города. По распоряжению великого князя Московского Ивана III началось строительство нового собора. Для этого в Ярославль были направлены «искусные» мастера. При расчистке фундамента произошло знаменательное событие: в подклете были обнаружены два гроба с нетленными останками ярославских князей XIII века, сыновей строителя храма Всеволода Константиновича – Василия и Константина. Вскоре оба князя были причислены к лику святых. Точная дата завершения второго собора неизвестна, но в 1504 г. Иван III приезжал в Ярославль и молился перед мощами святых князей, выставленными в новом соборе. Следующее, третье здание было возведено во второй половине XVII века, как и большинство ярославских церквей. Его сооружение происходило в два этапа, что вызвало среди историков полемику о датах строительства.

По царскому указу от 1642 года велено было построить в Ярославле новую соборную церковь, а старую разобрать. Храм XVI века имел два яруса, в нижнем из которых находился пороховой склад. Было принято решение строить собор не на фундаменте старого, а в другом месте; у прежнего собора верхний ярус разобрать, а нижний продолжать использовать в качестве склада; под новым зданием погреб не делать. Строительство завершилось быстро даже по нынешним меркам: освящение нового собора состоялось уже в 1646 году. В 1658 году во время разрушительного пожара собор настолько пострадал, что здание пришлось разобрать и строить заново. Известно, что закладка произошла в 1660 году, а вот точных сведений о завершении строительства и освящении храма не сохранилось. Впервые четвёртое здание собора фигурирует в документе от 1668 года. С некоторыми изменениями оно просуществовало до XX века. В 1918 году собор и колокольня (постройки 1836 г.) сильно пострадали в ходе подавления ярославского восстания, более известного как «левоэсеровский мятеж», но были отремонтированы силами Ярославской реставрационной мастерской. В 1929 году собор закрыли для богослужений и стали использовать в качестве склада, тогда же разобрали колокольню, а в 1937 г. здание взорвали [3].

Строительство современного здания (или, как принято говорить, «возрождение») Успенского собора в XXI веке предварялось, как и полагается, археологическими изысканиями, которые начались в августе 2004 года. «Изначально были поставлены две задачи: одна из них связана с полным раскрытием фундаментов Успенского собора (…), его датировкой и определением места данного собора по отношению к его предшественникам. Другая касалась изучения культурного слоя древнейшей части Ярославля, определения времени и характера первоначального освоения участка и его дальнейшего использования» [4].

После разрушения собора археологические раскопки на его месте проводились неоднократно. Хронология исследований такова:

1937 г. – под руководством П.Н. Третьякова и М.К. Каргера непосредственно после взрыва собора был заложен ряд шурфов [Прим. – Шурф – небольшой или пробный археологический раскоп.] в районе собора и на мысе Стрелки – месте впадения в Волгу её правого притока Которосли. Обнаружили участок с культурным слоем XI–XIV вв. Отчёт о раскопках утрачен. Коллекция археологического материала хранится в фондах Ярославского историко-архитектурного музея-заповедника;

1940 г. – экспедиция Н.Н. Воронина заложила раскоп площадью 100 м2, а также два шурфа в пределах бывшего собора. Были найдены обломки плиткообразного кирпича, характерного для XIII в., лекальный кирпич для кладки полуколонок пучковых пилястр, обломок жёлтой поливной плитки в форме ромба. Эти материалы близко напоминали по фактуре кирпичи и плитку собора Княгинина монастыря во Владимире. «При работах по разборке колокольни был найден единственный обломок резного белого камня, свидетельствующий о наличии скульптуры в декоре собора 1215 г. (…) Это всё, чем мы располагаем для суждении о первоначальном облике Успенского собора. (…) Для его внешнего облика было характерно сочетание кирпичной кладки с белокаменными резными деталями, как это было ранее в Чернигове (соборы Бориса и Глеба и Благовещенский) и в Старой Рязани. Что касается его внутренней отделки, то известно лишь о наличии пола из майоликовых плиток» [5]. Общие выводы экспедиции таковы: возникновение догородского поселения на территории Стрелки отнесено к IX–X векам; Успенский собор XVII века возведён на месте, ранее не затронутом строительством, предшествующие ему храмы XIII и XVI вв. располагались поблизости, поскольку в слоях основного раскопа встречены архитектурные детали собора XIII в. То есть, по трём найденным фрагментам (обломкам кирпича, белокаменного декора и плитки) был сделан вывод о внешнем виде и внутреннем убранстве древнего собора. При этом существование самого собора, который так и не нашли, даже не ставилось под сомнение;

1975 г. – экспедиция Ленинградского университета под руководством И.В. Дубова (в дальнейшем – директора Государственного музея этнографии народов СССР) не дала сколь-нибудь ценных результатов;

1985 г. – планировались археологические работы под руководством О.М. Ионнисяна, но их так и не начали из-за проблем с финансированием;

1992–94 гг. – изыскания проводила Ярославская археологическая экспедиция под руководством В.В. Праздникова. Раскопы были заложены не на месте расположения собора XVII века, а в других участках так называемого Рубленого города. Нашли ряд предметов, датированных XI–XIII вв., но ничего нового к истории собора раскопки не прибавили.

II

Археологические изыскания 2004–11 гг., которые проводились под руководством Д.О. Осипова  и А.В. Энговатовой (Институт археологии РАН) как месте разрушенного собора, так и на различных участках Рубленого города, безусловно, стали самыми масштабными. Проект нового собора предполагал строительство здания больших размеров, чем был предыдущий собор, поэтому под исследования выделили значительную площадь. Уже за первые два полевых сезона археологами была раскопана территория в 1200 м2. «Всего на исследуемой площади было выявлено 25 жилых и хозяйственных построек различной степени сохранности, зафиксировано более сотни хозяйственных и строительных ям, что свидетельствует об активном освоении этой территории на протяжении всего исследуемого периода. В результате раскопок удалось проследить смену планировки и застройки данного участка, выявить следы мощных пожаров, в том числе упомянутых в письменных источниках под 1501 и 1658 гг.» [6] При этом обнаружили фундамент собора XVII в. А вот попытки найти на столь обширной территории его предшественников закончились ничем. Откопали несколько фрагментов старинных архитектурных элементов, в том числе кусок белокаменной резьбы и оконные витражи. Но ни фундаментов, ни каких-либо других крупных следов предыдущих соборов найдено не было. Археологи высказали по этому поводу несколько предположений. Их версии будут подробнее рассмотрены ниже.

А вот то, что действительно было найдено в ходе раскопок, вначале крайне поразило учёных. Как написала корреспондент газеты «Северный край» в статье от 20 июля 2005 г. «Новые находки на Стрелке», «ожидали чего угодно, только не этого». Ни многочисленные фрагменты керамики, ни украшения, ни бытовые предметы не вызвали такого трепета в учёных сердцах. Все эти находки являлись более или менее предсказуемыми, ведь люди жили на исследуемой территории несколько веков, а значит, культурный слой должен быть достаточно богатым. Но такое… Рядом с фундаментом собора XVII в., а частично – под ним обнаружили массовое захоронение, точнее – человеческие останки, беспорядочно сложенные когда-то в подземном бревенчатом срубе вперемешку с останками животных. Такие срубы назывались ледниками и представляли собой глубокие ямы, выложенные по сторонам брёвнами. В них всегда было холодно, и они служили для длительного хранения продуктов. Вид многочисленных костей привёл археологов в недоумение. Первое мнение учёных по этому поводу отражено в газетной публикации «Из-под глыб» («Труд», 6 августа 2005 г.): «Обнаружилось огромное захоронение XII века. (…) Видимо, тогда по городу пронеслась какая-то эпидемия». Погребение обследовали вызванные из Москвы антропологи. Выяснилось, что костные останки сохранили следы насильственной смерти: колотые, резаные, рубленые повреждения. В ходе идентификации установили: найденные кости – это останки 97 человек, преимущественно женщин и детей, несколько скелетов мужчин старшего возраста, а также кости домашних животных. Но кто их всех убил? Вопрос долго оставался открытым. Версия появилась только через год. За это время были найдены ещё два захоронения с гораздо меньшим количеством жертв, а позднее – ещё несколько погребений. Предположили, что убийство произошло в 1238 году во время похода на Русь татаро-монголов во главе с Батыем.

Вот что написано по результатам исследований самими археологами.

«В ходе археологических охранных работ на «Стрелке» в г. Ярославле в 2004–2011 гг. было обнаружено 9 объектов, интерпретированных как коллективные захоронения погибших во время разорения города татаро-монголами в 1238 г. его защитников и жителей. Полуразложившиеся трупы были собраны и наспех захоронены в подполах сгоревших домов, в ямах и даже колодце. Нападали конные воины – большинству убитых удары наносились сверху. Видимо защитники города в большинстве своём были без шлемов – среди ранений часто встречаются смертельные травмы головы. Всего найдено девять коллективных захоронений в разных частях кремля. Все погребения одновременны. Это доказывается однотипностью системы захоронений. Массовые санитарные захоронения в сгоревших домах и ямах – большая редкость на территории городов. Все погребённые убиты и долго лежали не погребёнными. Вместе с людьми в санитарные захоронения закапывали и животных (лошадей, коров, собак и др.)

Коллективные захоронения Ярославля находят прямые аналогии с комплексами, открытыми при раскопках в городах, жестоко разгромленных монголами. Впервые следы массовых захоронений жертв монгольского нашествия были обнаружены при раскопках Великокняжеского двора в Киеве в 1892 году. Во рву были обнаружены останки тысяч людей со следами насильственной смерти. Подобные погребения были зафиксированы также у Десятинной церкви, у Золотых ворот. Следы повреждений рубящим оружием имели костяки из массовых захоронений в Старой Рязани» [7].

«В засыпке погребений обнаружены датирующие вещи и керамика. Это, прежде всего, детали одежды и украшения (бронзовые перстнеобразные проволочные височные кольца, кресала, пряжки, каменный четырёхконечный крест-тельник, стеклянные бусы, обломки стеклянных браслетов, фрагменты льняных, шерстяных и шёлковых тканей, а также остатки меха). Найдены также бытовые предметы из дерева, верёвки, войлок, керамика (в т.ч. целые сосуды и крышки). Керамическая коллекция, полученная при разборке комплексов, представлена в основном древнерусской круговой керамикой начала XIII в. В засыпке одного из погребений найден фрагмент витражного стекла от Успенского собора 1215 г. (? – Р.С.) На основании типологии артефактов все погребения датируются не позднее первой трети – середины XIII века.

Также есть данные дендрохронологии (продатированы детали конструкций подклетов сгоревших домов и колодца). Согласно проведенным А.А.Карпухиным исследованиям, эти постройки были возведены не позднее начала 30-х годов XIII века. Соответственно, разгром города должен был произойти в интервале от 30-х годов до конца 40-х годов XIII века. Единственное летописное свидетельство подобной катастрофы в этот период – нашествие Батыя на Русь и разгром многих русских городов. Ярославль был взят в феврале 1238 года. Интересно, что в коллективных захоронениях найдены остатки меховых шапок и шерстяная двухслойная одежда, что также косвенно подтверждает зимнее время сражения.

Из каждого захоронения были отобраны образцы для радиоуглеродного датирования и изотопного анализа. Исследованы кости как людей, так и животных. По данным радиокарбонного анализа, все погребения были совершены в один период времени. Даты по 14С соотносятся с дендродатами из тех же сооружений и с датой летописного события – 1238 годом» [8].

«Комплексный анализ полученных материалов и совокупность данных позволили отнести выявленные в Ярославле коллективные захоронения к трагическим событиям 1238 года. Очевидно, захват Ярославля состоялся примерно в то же время, что и Суздаля, Владимира и Ростова, т.е. в феврале 1238 г. Люди погибли в зимнее время, о чём свидетельствуют остатки двухслойной одежды и меховых головных уборов. Долгое время останки лежали непогребёнными, что исключалось бы в случае междоусобицы. Татары сжигали захваченные города, Ярославль не стал исключением: в культурном слое этого времени прослежены остатки обширного пожара. Однако данный пожар не мог быть обычным городским бедствием: этому противоречат состав погребённых и причины их гибели. Количество погребённых и расположение данных комплексов на территории "Стрелки" указывают на значительные масштабы трагедии. Последующий после разорения период характеризуется состоянием запустения, проявившимся в снижении интенсивности жизни. Большинство построек прекратило существование, на их месте отложился огородный слой, слабо насыщенный находками» [9].

III

Итак, вывод историков и археологов однозначен: найденные захоронения – это результат погрома, произведённого татаро-монгольскими завоевателями в 1238 году. Преобладание в погребениях останков женщин и детей объяснено тем, что мужская часть населения города сражалась в это время с другим отрядом врага на реке Сить. Таким образом, находки не только подтвердили летописные сведения, но и стали свидетельством проявления защитниками города героизма, о чём ранее известно не было, поскольку считалось, что Ярославль сдался без боя и потому избежал человеческих жертв. На этом исследователи поставили точку. Страница истории перевёрнута, а на месте захоронения воздвигнут новый собор, словно печать, закрепляющая окончание исторического расследования.

 Но автор данной работы не является профессиональным историком и ему не всё ясно. Например, почему дана столь точная датировка – 1238 год? Это уникальный случай в истории Средневековья. Но ведь ни один найденный предмет не нёс на себе даты изготовления. Почему же именно 1238 год? Разве подобные трагические события не могли произойти чуть позднее – в 1257 году, после известной битвы с татарами при Туговой горе? Чтобы прояснить ситуацию необходимо подробнее рассмотреть методы, которыми пользовались исследователи. Для изучения захоронений применялись радиоуглеродный, дендрохронологический и сравнительный методы, а также антропологический анализ останков. При датировке захоронений использовались сведения, указанные в летописях.

Радиоуглеродный анализ – это метод определения возраста биологических останков по взаимоотношению с них нестабильного радиоактивного углерода (14С) и стабильного углерода (12С и 13С), содержащегося в любом биологическом материале. Радиоактивный углерод накапливается в живом организме в процессе жизнедеятельности за счёт радиоактивного фона, окружающего его. После гибели организма радиоактивный углерод больше не накапливается, а наоборот, медленно распадается. Чем больше времени прошло после гибели организма, тем меньше в нём этого изотопа. Зная содержание остатков радиоактивного углерода, определяют время, прошедшее после гибели организма. Однако из-за различия радиационного фона в разных местностях и в разные исторические периоды метод имеет значительные погрешности. «Погрешность метода в настоящее время находится в пределах от семидесяти до трёхсот лет» [10]. Чем древнее исследуемый объект, тем точнее результат исследования. «В отличие от дендрохронологии датировки по 14С безусловно доминируют среди материалов ранних эпох, охватывая прежде всего историко-археологические периоды раннего металла, неолита, мезолита, а также верхнего палеолита. Для более позднего времени, к примеру, средневековья его значение, равно как и эффективность, резко снижаются: по своей "разрешающей способности" изотопный метод сильно уступает не только письменным источникам, но и дендрохронологии» [11].

Дендрохронологический метод – это (применительно к нашему случаю) метод датирования деревянных археологических находок по состоянию годичных колец исследуемой древесины. Годичные кольца исследуемого объекта сравнивают с образцами различных древесных пород из данной местности, возраст которых известен. При совпадении структуры годичных колец считают, что возраст объекта и образца одинаковы. Но для правильного результата исследуемый деревянный предмет должен отвечать ряду условий, в первую очередь – быть достаточно целым, чтобы имелось необходимое для сравнения количество годичных колец. А согласно приведённому выше отчёту археологов «продатированы детали конструкций подклетов сгоревших домов и колодца» и «в культурном слое этого времени прослежены остатки обширного пожара». Могли ли деревянные фрагменты, повреждённые в результате сильнейшего пожара, стать материалом для объективного анализа?

Результаты антропологического исследования также вызывают вопросы. Во-первых, «анализ этнических признаков изученного населения затруднён ввиду чрезвычайной фрагментации лицевых костей черепа. Тем не менее, некоторые предварительные наблюдения были сделаны. (…) В целом все характеристики соответствуют представлениям о так называемом вятичском населении данного региона, которое, будучи славянским, имеет в слабой форме черты местного финно-угорского населения» [12]. При восстановлении обликов погибших по методу М.М. Герасимова выявили двоих человек с признаками монголоидного антропологического типа [13], что стало важнейшим критерием для датировки, ведь эти останки, по мнению учёных, определённо принадлежали захватчикам. Экспертиза пришла к выводу, что общий антропологический тип убитых – славянский с примесью финно-угорских черт – практически не отличается от внешности современных жителей Ярославля [14]. Такой вывод также заставляет усомниться в правильности датировки захоронений, ведь известно, что в истории Ярославля были периоды значительного притока мигрантов из других регионов. Особенно большой прирост населения отмечался в конце XIXXX вв., в годы активного промышленного строительства. Если погибшие оказались так похожи на современных ярославцев, то, скорее всего, они жили в более близкое к нам время.

Во-вторых, в отчётах отсутствуют сведения о наличии на костных останках признаков термического воздействия, которое было бы неизбежно в условиях сильного пожара. В-третьих, в ходе антропологического исследования были выявлены многочисленные сходные врождённые аномалии и доброкачественные образования костей, свидетельствующие о близкородственных связях погибших [15]. «Анализ аномалий и генетически обусловленных признаков свидетельствует, что в коллективном погребении были захоронены семейные группы» [16]. В то же время, по словам руководителя экспедиции А.В. Энговатовой, «только на территории современного Успенского собора было найдено несколько коллективных захоронений, раскопки рядом тоже их обнаруживали. Это говорит о том, что весь город был уничтожен» [17]. Из этого следует, что Ярославль в то время представлял собой населённый пункт типа села, в котором проживало несколько семей общей численностью 600–700 человек (400 погибших + отсутствовавшие мужчины). Такое представление допустимо, хотя возможно и другое предположение: массовое убийство имело целью уничтожение только определённых семейных групп, которые проживали на данной, ограниченной территории. Причём, это были богатые семьи, ведь среди сохранившихся фрагментов одежды найден шёлк – очень дорогой в Средние века материал. Это не исключает существование прочего городского населения, проживавшего на соседних территориях (в слободах или посадах), и соответственно, не ограничивает пределы поселения только границами Рубленого города. Не стоит по результатам раскопок на весьма ограниченном участке говорить о разрушении всего города.

С помощью сравнительного метода датировались останки людей и материальные находки, обнаруженные в захоронениях. Однако из приведённых выше фрагментов научных статей следует только то, что повреждения, выявленные на костных останках, можно разделить на две группы: а) нанесённые преимущественно всадниками на лошадях; б) возникшие в результате спешного (санитарного) захоронения трупов, длительное время остававшихся непогребёнными. Действительно, подобные находки отмечались при раскопках городов, которые, как считается, пострадали от нашествия татаро-монгольских завоевателей. Но такие повреждения тел могут быть отнесены не только к XIII веку, как сделали антропологи, а ко всему многовековому периоду использования в военных действиях конницы до появления огнестрельного оружия. Что касается материальных находок, то они имеют довольно широкий временной спектр – от XI до XVIII века. Металлические изделия и элементы керамики датируются XI–XIII веками и также не позволяют установить точную дату их изготовления и использования.

Таким образом, ни один метод исторического исследования не позволяет датировать найденные при раскопках в Ярославле человеческие останки и материальные находки не только точно, но даже и с допущением в 100–150 лет. Получается, что учёные просто взяли летописную дату нападения войск Батыя на Ярославль, как единственно, по их мнению, возможную, и «подвели» под неё результаты использования датирующих методов.

Объективный анализ захоронений может привести к парадоксальным, с точки зрения сложившейся исторической науки, результатам. Например, обнаружение среди тел четырёхсот погибших только одного нательного креста (все прочие кресты, найденные при раскопках, определённо отнесены к более поздним историческим периодам) может говорить либо об отсутствии практики ношения таких ритуальных предметов в то время, либо о том, что погибшие в большинстве своём не были христианами. В пользу второго предположения выступает сам способ захоронения: погребение в подсобных ямах трупов людей вместе с трупами животных вряд ли сопровождалось обрядом отпевания усопших. Но эта версия ставит под сомнение существование на момент трагедии крупного христианского храма на исследуемой территории. 

Радимир Строганов

Российское информационное агентство "Национальный альянс"

Еще на эту тему:Часть II Загадки и призраки Успенского собора

Россия на пути к безверию. Часть 1.

Россия на пути к безверию. Часть II

I Часть. Начало. Христианский миф и религии Солнца: критическая оценка на фоне смены эпох.

Часть II. Окончание. Христианский миф и религия Солнца: критическая оценка на фоне смены эпох

Новый взгляд на личность ярославского князя Федора Черного

Княгиня Елена Михайловна Кантакузина, урожденная Горчакова

Достоевский-Ленины-Рыкачевы в Ярославле

Понравилась статья? Расскажи прямо сейчас своим друзьям: